Это была мокрая лавина, снежно-водяная масса. Это куски льда. Самый лучший образ - это бетон. Бетон с камнями - это точно отражает ее состав, потому что плотность примерно такая же, как у бетона. Она течет очень медленно. Движение ее я оцениваю примерно в 40 сантиметров в секунду. От нее можно, грубо говоря, убежать, от этой мокрой лавины. Но если ты попал в мокрую лавину, она на очень маленькой глубине тебя задушит. У нее есть вторая характеристика: когда останавливается, она сразу цементируется. Через минуту надо уже долбить, то есть она не копается. Это было известно. И вот такая лавина стала нас засыпать. Сыпала, я не знаю, секунд пять-шесть, с нарастанием. Вопль ужаса вырвался инстинктивно, об этом не думаешь. Так орешь от страха. Я успел поджать к груди руки и этим сохранил небольшое пространство над собой. Голову я уже не мог поворачивать, ногами не мог шевелить. Я мог шевелить одной рукой, и грудная клетка имела хождение.

Все стихло. И пошевелиться мы не можем. И началось такое, трудно описать. Может быть, это еще спазм от страха: стало не хватать воздуха, потому что палатка затянула лицо. А там же, в этой лавине, воздуха нет, снег мокрый, пропитан водой. У Виктора как-то получилось протянуть руку и сделать дыру наружу. Наши головы были от скалы на расстоянии нескольких сантиметров. Он стал ворочаться и как-то высвобождаться. А я стал орать ему, что я задыхаюсь. Я действительно уже задыхался, мне катастрофически не хватало воздуха. Виктор стал разрывать ткань, куда смог дотянуться. Стал комья отламывать и отбрасывать. Это стресс, а в таком состоянии можешь горы разбросать, сила появляется колоссальная. А Виктор - он физически сильный человек. И он разбросал завал.

Ну и минут через 8-10 он вытащил меня. Он стоял в трусах, босиком на снегу. И я стоял в трусах, босиком на льду. Какой-то полиэтиленовый мешок валялся рядышком. Ноги стало сводить от холода. Мы встали на полиэтилен. И второе, в чем нам повезло: я просунул руку и сумел из-под головы вытащить внутренние ботинки от пластиковых ботинок. Мы их надели. У нас был ледоруб, какая-то старая лопата. Ну что делать? Надо же достать одежду. И мы стали ледорубом бить, комья откидывать и копать. Так палатку и откопали.

Рядом ночевали японцы. Что меня неприятно поразило? Мы же оба заорали дико. Японцев не завалило. Они не пришли к нам на помощь. Они еще с вечера в одну палатку сложили все снаряжение, и эту палатку накрыло полностью и утащило. А сами легли в другую палатку вплотную к стене. Достаточно умно поступили. Но они не подошли к нам. Минут через 20, когда мы уже копали, подошел парень. Спросил: как вы? Мы сказали: ничего. Мы стояли в трусах... А что скажешь? Ничего. Когда такое происходит, все остальное уже ничего по сравнению со случившемся. Вообще, он принес очень хорошую лопату, этим нам помог.

Ну, стали копать. К шести утра мы полностью закончили раскопки. По нашим оценкам, мы сняли с палатки тонны полторы-две снега и льда. Дуги для палатки - это такой титан, очень крепкий, труба, но эти трубы все завернуло, сломало. Там, где головы были, это стало принципиальным, там был на нас слой сантиметров 50, а там, где ноги, - метра полтора. Если бы головы были там, как мы легли вначале, мы бы не смогли выбраться. У меня лежала в ногах каска - ее раздавило... Ноги почему не раздавило? Там лежали пластиковые ботинки. Они настолько жесткие, что как бы составили экран, который не позволял телу быть раздавленным.

Ну а дальше были некоторые мистические штучки, они из разряда какого-то такого юмора. Когда альпинисты ложатся спать, они обычно очки вешают под крышу, потому что когда ворочаешься, то можешь их нечаянно раздавить. Да, очки - это обязательный момент, без них никуда не пойдешь - сгорят глаза. Когда все лопнуло, и мы по всему этому ходили, все это копали, было ясно, что очки раздавлены, если уж каска раздавлена. Мы с Виктором уже понимали, что мы сейчас собираем мокрые вещи, одеваемся и спускаемся вниз. С восхождением закончено. Но когда мы окончательно разорвали на клочья полотнище палатки, вытаскивая вещи, мы увидели целые очки. Это было какое-то чудо. Мы могли их сами раздавить раз двадцать, а лавина и подавно. Для меня это из разряда чудес. Я этому никакого рационального объяснения дать не могу... Я и говорю Виктору: это знак. Правда, мы с Витей оба глубокие ограниченные атеисты, и иначе как шутку это не расценили. Надели полусырые вещи. К шести утра все собрали. И пошли наверх. Чувствовалось, что мы сильно перевозбуждены, и меня все время так поколачивало, как в драке.

Психологические последствия от этого, как я сейчас понимаю, были ужасными, поскольку потом мы сделали кучу ошибок. Мы вылезли во второй лагерь, почувствовали себя дико истощенными, подкрепились и провели там часа два-три. Но поскольку возбуждение все еще оставалось (мы как будто от кого-то убегали), то решили долезть до третьего лагеря. Добрались до него под вечер. Уже смеркалось. На маршруте мы были часов шестнадцать, очень устали, измотались, замерзли, один раз поели за это время.

На следующий день утром вдруг наступила хорошая погода, и мы положили на крышу свои спальники и пуховую одежду посушиться. Мы прекрасно понимали, что в любой момент порыв ветра все это унесет. Я сейчас это ясно понимаю, а тогда наступило очень сильное торможение. Виктор-то засунул свое за дугу, застраховал, а я просто положил: хорошая погода, ни ветерка. Только забрался в палатку (мы стали пить чай - основное занятие на отдыхе) - дунул ветер и как-то стало светлее, потому что наша палатка светопроницаемая. Я похолодел, мы с Виктором посмотрели друг на друга. Высунул голову наружу: нет моего пухового комбинезона - это основная одежда для восхождения - и нет пухового спальника. Они сразу улетели, мы же на краю ледопада стояли. Комментарии излишни.

Я говорю: раз так произошло, давай уж просидим, не идти же сейчас вниз. Просидели минут тридцать. Я говорю Виктору: может быть есть чудо. Всегда же хочется верить в чудо. Я оделся, вышел, пристегнулся к веревке, прошел немного, и очень далеко внизу разглядел камень какого-то синеватого цвета. У меня сердце екнуло. Там метров семьсот ледовый склон с камнями, и он обрывается километровым сбросом уже на самый ледник, тоже крутой.

Спустился ниже, веревок шесть съехал, и увидел: точно, на самом последнем камне, в пяти метрах от сброса зацепился, кажется, мой пуховый комбинезон (я еще не мог различить на таком расстоянии; дальше веревок нет). Я один. Это, конечно, было для меня испытанием. Склон не очень крутой, но на передних зубьях с двумя ледовыми инструментами я туда шел траверсом полтора часа. Я дошел не дыша, передохнул. Пуховый комбинезон зацепился карманом и висел буквально "на бровях". Я бы мог рукой задеть, и он улетел бы... Чем не чудо!

Три с лишним часа заняла у меня эта акция. Тут мы воспрянули духом второй раз. Можно идти дальше. Все приготовили, сложили все пакетики, все завязали. Поднялись в час ночи, быстро собрались, позавтракали, оделись и вышли. В ночи долезли и очень рано пришли в четвертый лагерь, усталые, довольные: все идет по плану, погода стоит, мы держимся. И тут был удар номер три. Мы уложили два пакетика: в один сложили весь мусор, во второй сложили пленки, питание для рации и все аварийные медикаменты. А когда я достал пакет и открыл его - там оказался один мусор. У меня даже не было сил материться по этому поводу: слова бессмысленны. Вот мы уже сидим в четвертом лагере, и надо спускаться.

Мы стали думать, что делать. Нет сил сразу спускаться. Все равно надо переночевать. Но голова начинает работать: вспомнили, что у Виктора в фотоаппарате есть батарейка. Мы достали батарейку из фотоаппарата и вставили ее в рацию. И раз - рация заработала. И второе, что нас спасло: удалось собрать остатки еды, которую ребята не доели, была старая еда предыдущих корейской и японской экспедиций. Этого нам хватило, чтобы приготовить себе поесть. И стали готовиться к восхождению. Вот такая была история.

Но это еще не все. После вершины спускаемся и выходим на вертикальный участок между вторым и первым лагерем. Вишу я на этой стенке и вдруг слышу характерный звук отваливающихся камней, и на меня пошла группа камней. Там ледовый коридор, там никуда не денешься, не убежишь, ты висишь на веревке пристегнутый. Я сжался и стал просить у господа бога, чтобы миновало. Просить надо было недолго, поскольку им лететь нужно было секунд шесть. С громким свистом эти здоровые булыганы пролетели мимо. Как они не попали по голове и не перерубили веревку! Это ужас был страшный.

Спускаюсь ниже, осталась всего одна веревка, и тут метрах в шести впереди срывается со стены куча камней и в мочалку перебивает всю веревку на перилах. Если бы я там оказался (мне осталось минуты три), накрыло бы. С одной стороны, это объективная опасность, с другой - тактически правильно можно было бы ее избежать, если рано выходить и до полудня проходить эти участки, что мы всегда и делали. Тогда это - безопасно. А я оказался там в четыре часа дня. Там уже все свистело и летало вокруг меня.

Это восхождение несколько раз подводило меня к самой грани, несмотря на то, что внешне все выглядело быстро и замечательно... Вот такая история. Я думаю, что отчасти это были последствия первого пережитого стресса. Все ошибки, которые мы делали потом, они были следствиями его. Это школа на будущее. Если что-то происходит, надо... Не ломить. Я сейчас это хорошо понимаю. В этом есть мудрость и правда".
|