На каждой очередной связи Люба требовала спуска вниз. Говорила, что мы задерживаемся непростительно долго, что я делаю не то, что надо бросать все и идти вниз. Мы сказали, что в 12 часов мы все сделаем. Приходит 12-часовая связь - мы еще возимся с палаткой. Около 1 часа, до предела загрузив рюкзаки, чувствуя, что просто больше мы не сможем поднять и унести, двинулись вниз. Наверху много чего осталось. Остался примус, масса газовых баллонов, даже один великолепный спальник - его просто некуда было прицепить. Медленно мы тронулись вниз. Темп и очередность движения взял Андрей, он шел впереди и как бы своей массой с грузом выдергивал веревки из снега, и мы спускались. Внешнее ощущение было, что груз очень сильно давил и спуск шел очень медленно. Но на самом деле мы, хоть и по пояс проваливаясь в снег в отдельных местах, довольно быстро спускались и меньше чем за два часа достигли лагеря 7.100. Когда я подошел к нему, Волков вынимал оттуда бензиновую горелку - ее, конечно, оставлять нельзя, она очень дорогая. Все остальное пришлось бросать.

При подходе к ней мы буквально плыли по снегу: настолько большой слой снега, что ноги не чувствуют опоры. Это довольно опасно, потому что траверс от бывших польских палаток до нашей пещеры без веревок, не провешен, а сейчас это небезопасно. Но доплываем все-таки до своего места, где должна быть пещера. Андрей Волков и Мариев пытаются что-то откопать. Склон просто сравняло, и даже определить местонахождения пещеры невозможно. Хорошо, что мы здесь были уже много раз и имеем представление, где, что и как. У нас оказалась с собой лопата, которую прихватил Андрей с 7.100, и мы начали ею копать. Понятно, что этот процесс очень затягивался. По рации спрашивали, как мы и что мы. Говорим, что пытаемся откопать пещеру. В конце концов, копая по очереди, мы находим лопату, которая здесь была, другой инструмент, и процесс пошел быстрее. Наверное, после 6 часов мы уже забрались внутрь. Тут, конечно, был комфорт, дом - это не то что 7.500. Здесь не дует, здесь теплее, здесь пещера. Здесь много продуктов, бензина, горючего. Здесь можно жить. Все складывается так, как должно складываться. Непогода продолжается, никаких надежд на улучшение. Мы понимаем, что теперь спуск вниз даже на 6.500 еще небезопасен, т.е. попав в пещеру, мы еще не в безопасности. Склоны ниже невероятно перегружены снегом, и в любой момент может наступить развязка, сойти гигантская лавина, смести все. Но делать нечего.

Люба задает вопрос: "Я правильно понимаю, что безопаснее не спускаться, чем спускаться?" Да, говорю: будем надеяться на то, что, нам повезет. Во-вторых, рано утром спускаться - все-таки утром, когда снег еще не начал перекристаллизовываться, и есть надежда, что склоны выдержат нашу нагрузку и ничего не произойдет, мы спустимся. На этом порешили. Витя Колесниченко согласовывает план, как ему быть, выходить наверх или нет. Отвечаю: мы спустимся, оценим лавиноопасность и возможность подъема группы наверх. Если все относительно спокойно, значит его четверка поднимется до 6.500 и снимет все, что здесь есть: спальники, карематы, посуду, горелки и т.д. Если это окажется нереальным, то просто все здесь оставляем, и никаких лагерей снимать не будем. Рисковать жизнью людей из-за палаток, из-за спальников я не намерен и попытаюсь этого не допустить. Поэтому давайте подождем; мы утром начинаем спуск. Договорились о 7-часовой связи и легли спать.

Конечно, отдых в пещере - это не то что 7.500. Мы нормально отдохнули, нормально провели вечер. Здесь можно пережидать непогоду. Поэтому утром мы чуть-чуть проспали, но это ни на чем не сказалось: нас все равно совершенно замело снегом. Правда, в пещере было тепло. Ну в общем-то и задыхались. Андрей с ужасом обнаружил, что даже маленькой щелочки, связи с внешним миром нет, и он по молодости лет, по неопытности испугался, начал лихорадочно копать снег и пробивать дырку. В конце концов он пробился наружу, начал откапывать. Мы были замурованы опять заподлицо с внешним склоном, и если не откопать изнутри, то можно там так и остаться замурованным. Никто никогда бы не догадался, что там внутри есть люди. Постепенно мы откопались. Начали готовить пищу. По связи Витя сказал, что они выходят, спросил, когда мы намерены выходить. Мы сказали, что в 8 часом выйдем, погода не улучшается, снегу очень много и за ночь навалило еще больше. Все становится проблематичным; впервые полностью замуровало вход - такого не было никогда. Непогода продолжает свирепствовать.

Собравшись, уточнили, что мы спускаем. Принимали как бы заявки, какие наиболее ценные вещи надо забрать, что здесь бросить. В первую очередь, говорю, забираем личные вещи, а из общественных что невозможно забрать остается здесь. Мы поделили груз. Была идея сбросить груз вообще просто вниз, т.е. упаковать тюк и сбросить ниже по склону, Понятно, что скорее всего этот тюк не долетит или по дороге развалится. При падении на два километра мало что может уцелеть. Чтобы сбрасывать груз, надо его готовить, а для этого мы должны задержаться еще на один день. Люба была категорически против: никаких задержек, срочно вниз; любой ваш палец, любая ваша травма - гораздо более важнее, чем любой ваш груз, любые ваши тряпки. Она права, конечно: жизнь человека и какие-то там палатки - это несовместимые вещи. Будет группа, будут благоприятные условия - значит ребята поднимутся и заберут, нет - значит нет.

И мы пошли вниз, попрощавшись с пещерой. Великолепное сооружение! Она спасала нас, спасла жизнь итальянцу. Она помогла полякам и итальянцам взойти на вершину, потому что они отдыхали в этой пещере, жили в ней, пользовались ею. Это сооружение выручило нас. И конечно, физические затраты на ее построение были очень велики, но они абсолютно и многократно себя оправдали. Были довольно комфортные условия в таких горах. Если бы мы на 7.500 соорудили что-то подобное, хотя это в несколько раз тяжелее, чем здесь, на высоте 6.500, все могло бы быть немножко по-другому, во всяком случае безопаснее и как-то надежнее. Для поляков это было вообще ново - пещера. Они очень примитивно организовывали свой бивуак. Я думаю, что если они не переймут наш опыт, то во всяком случае будут иметь в виду, что такое возможно, что это очень ценно, что это очень сильно повышает безопасность во всех отношениях. Я попрощался с этим домом, которого уже никогда не будет, и последним покинул пещеру.

Смотрю, ребята пытаются откопать веревку. Слой снега был настолько велик, и на куполе веревку занесло на такую глубину, что ребята были уже по пояс в снегу, а веревки все еще не было. Сориентировался относительно флажка, где она может быть, сказал Андрею, и быстро, точно нашли веревку. Начали спуск. Андрей впереди. С большими разрывами, по очереди пошли вниз. Впервые спускаемся по этим склонам, используя спусковое устройство. Раньше мы всегда спускались просто так. Но здесь ситуация другая. Мы перегружены: рюкзаки по 30 килограммов и более. Мы измотанные, уставшие. Уже особой надежды на руки нет. Тем более, у меня. Руки страшно болят. Ночью в пещере я буквально завывал от боли, хватал правой рукой снег, чтобы успокоить боль. Руки начало саднить - все-таки содрана большая часть кожи, довольно глубоко. А обработка какая? Антисептическими повязками завязали - и все. В таких условиях не до этого. И в предыдущий день мы потеряли километр по высоте, спускаясь на руках по веревкам. А когда спускаешься, конечно уже, не до того - больно или не больно, сорвал кожу или сорвал, задел или не задел больное место. Висишь на веревке, надо управлять процессом спуска. А ночью все это вылилось в жуткую боль. С трудом она успокоилась, и только под утро я немножко отдохнул.

И вот сейчас, конечно, используем спусковое устройство. Есть куски длинной веревки, а есть много всяких узелков, точек крепления, спуски короткие, поэтому темп спуска, конечно же, не тот, что обычно. Тогда мы с 6.500 донизу спускались за час или за два часа. Поэтому когда Витя спросил, через какое время примерно мы будем внизу, мы ответили, что ориентируемся часа на три. Снег очень глубокий, веревки приходится выдергивать из снега, и с большим трудом, и темп движения гораздо ниже, чем обычно. Но однако мы продвигались довольно успешно вниз, откапывая веревки, и достигли места польской палатки. Траверс по пояс в снегу, довольно опасный в лавинном отношении, мы преодолели спешно, лавина не сошла, слава Богу. Т.е. нас все-таки кто-то хранит, потому что мы движемся по чрезвычайно опасным участкам. Даже тот спуск в самом начале, крутой очень, оказался настолько засыпан снегом, что мы проваливались по пояс, а там крутизна очень большая, и мы считали, что снег может сойти просто автоматически. Но этого не происходило. Снег ложился слой за слоем. Поэтому очень аккуратно все надо было делать. Но как ни делай, если уж она должна сойти, эта лавина, она сойдет. И благодаря тому, что кто-то нас опекал, хранил или берег, мы достигли первого лагеря. Палатка наша была засыпана настолько, что от гребня торчали только дужки. Ну что ж? Там ничего нет. Жалко "Канченджангу" - хорошая палатка, но не до нее. Мы продолжаем спуск. Эта ледово-снежная доска, которую приходится пересекать, конечно, очень опасна, особенно стометровый траверс. Но на ней каким-то чудом держится снег, и лавинки, как правило, сходят небольшими партиями и в одно место, которое нам нужно будет пересекать.

Ну мы спускались в отдельных местах по пояс в снегу, в отдельных местах - чуть меньше, но упорно шли вниз. Впереди шел Андрей Волков, с трудом откапывая и выдергивая веревки, причем выдергивал зачастую просто как бы падая вниз и весом своего тела вытаскивая их из снега. Если группа задумала бы подняться вверх, она бы физически никак не смогла бы выдернуть из снега веревки и подняться наверх. Никак. Физических сил для этого недостаточно, если это делаешь снизу. Это оказалось реальным только при спуске сверху. Поэтому ни о каком подъеме, если бы мы не вышли наверх 21-го числа, в настоящий момент даже и мысли не могло бы быть. Люди могли бы выйти, но они вернулись бы ни с чем. Они бы не смогли пробиться наверх. Есть предел человеческих возможностей - от этого никуда не денешься. Я реально оцениваю и говорю, что снизу группа подняться бы не смогла после этой непогоды. Т.е. нужно очень солидное количество времени, пока осядет снег, пока осядут лавины, пока природа успокоится. Поэтому повторить попытку восхождения после нас, на мой взгляд, нереально ни для одной из наших групп, да и не только нашей, но и любой другой. Просто сейчас состояние маршрута не для человеческих возможностей.

Так мы, продираясь сквозь толщу снега, проваливаясь невероятно глубоко, с тяжелыми рюкзаками, спускались вниз. Для этого нам потребовалось около трех часов, т.е. в два раза больше времени, чем обычно нужно даже слабо акклиматизированным людям. Порывы ветра иногда продолжали буйствовать, но погода здесь, внизу, уже, конечно, гораздо терпимее, чем наверху. Внизу нас уже ждали ребята. Они подошли буквально несколько минут назад - четверка Колесниченко, которая должна была идти вслед за нами. Они принесли нам кисель. Мы с удовольствием попили, прячась от ветра под полиэтиленовой пленкой. Часть нашего груза они забрали в свои рюкзаки. Забрав все, что здесь было, мы пошли на базу. Пока они шли к нам, их следы замело, поэтому Витя скомандовал своим пробивать следы, а мы пошли по их следам. Я двигался очень медленно. Колено болело, я хромал. За мной - Андрей Мариев, тоже очень медленно. Только Андрей Волков шел с ребятами впереди. Но мы не отставали сильно и потихоньку двигались по леднику уже домой. С горы по-прежнему свистел ветер. Ее по-прежнему не было видно, только нижнюю часть..

Итак, мы прибыли на базу. Не доходя метров сто, нас встречает Любовь Владимировна. Она бежит в кроссовках по снегу. Не знаю, как она встретила Андрея Волкова, который был чуть впереди, но подбежав ко мне, стала трепать меня за уши, а сама плачет. Она переживала за нас, конечно, потому что в таких условиях еще нам не приходилось быть альпинистами, выживать и благополучно спускаться. Потрепав за уши, обняла, плача, сказала не помню какие слова, но типа того: "Черти, наконец-то вы вернулись. Мы еще с вами поговорим". Чувствуется, что ее внутреннее состояние, конечно, было очень тяжелым, пока мы находились наверху. И потом она побежала к Андрею Мариеву. И уже вмести с ним пришла в лагерь. Я даже ничего не мог сказать. Спрашиваю: ты чего в кроссовках? Да какая разница, отвечает.

А здесь такой снег... В базовом лагере выпало примерно 40 сантиметров снега, но на этот день он чуть-чуть сошел, но все равно было еще очень сыро. Лагерь очень сильно изменился. Палатки переставили, потому что они уже выросли как грибы на столбах, жить стало невозможно. Оттаивало вокруг палаток... Здесь же, на леднике, встретил нас Саша Нестеров. Он нас тоже напоил компотом. В общем, пока мы шли до лагеря, уже дважды подкормились. Здесь, конечно, немножко поспокойнее. Все мы дома. Это было 25 августа 1996 года. Мы пришли ближе к вечеру.

Стали обсуждать, стоит или не стоит подниматься. Мы обрисовали ситуацию. Стало ясно, что выходить утром наверх совершенно ненужно и бессмысленно. И более того, я настаивал на том, чтобы этого не делать. Так у нас прошел этот день. К вечеру вернулись из так называемого выхода носильщики, т.е. Володя Юдин и группа ребят продолжали таскать вниз грузы, имущество экспедиции. И он вдруг говорит, что у него есть такое предложение: он хочет подняться наверх. Говорит: завершаем не так; есть ребята, которые недовольны тем, что они таскают грузы, а наверх не выходят; вы, мол, там отработали, вы молодцы, вы герои, а они вроде бы как и ни при чем; вы сделали больше того, что в принципе было возможно, у вас есть какое-то удовлетворение... Говорю Юдину: да какое там к черту удовлетворение! Цель была - добраться до четвертого лагеря, попытаться пробраться по веревкам, найти тело Игоря, а ничего из этого не выполнено. Какое тут удовлетворение? Ни погода не позволила, ничего. Мы сняли там две палатки - ерунда какая-то. Так что тут спорный момент.

Но однако он завелся. Говорю ему, что ценность того, что там находится, не та, чтобы рисковать жизнью, что склон в очень плохом состоянии, погоды нет и т.д. и т.д. Но вот он готов выходить и есть ребята, которые с ним пойдут. Здесь Любовь Владимировна жестко выступила и сказала, что по состоянию здоровья она не выпускает их. Та группа, которая есть, может идти. Витя опросил их. Илья сказал, что из-за своих вещей он рисковать не собирается, что цель не оправдывает средства. Действительно, так. Цель какая? Снять какие-то вещи. Понятно, что у Володи немножко другое: он как бы хочет получить моральное удовлетворение от работы на горе, но цель-то какова? Ну достигли пещеры, ну попрощались с ней, ну забрал груз - все? Понятно, что если бы цель была связана с Игорем, с восхождением, с достижением каких-то на самом деле значимых результатов, тогда, может быть, был смысл рисковать. А только из-за этих вещей... Да, там груза по стоимости, наверное, миллионов на шесть. Но что такое шесть миллионов и человеческие жизни? Это же несовместимые вещи. Пытаюсь ему это объяснить, но он... В конце концов уже ребята начали: Володя, да ты что, разве это такая суровая необходимость?

Начались взаимные оскорбления. Говорю: мужики, до сих экспедиция шла классно, никаких споров не было. Да, я как руководитель экспедиции был бы страшно доволен, если б этот груз был доставлен сюда - это материальные ценности, которые достаются гигантским трудом, и мне за это отвечать, и я должен изыскивать какие-то ресурсы, как оправдаться. Но я был на маршруте, я прошел путь и представляю вероятную опасность. Конечно, возможно, что ребята пройдут, все снимут и все будет нормально, но не дай Бог, если что-то произойдет. Даже если не гибель, а просто кто-то заболеет или что-то еще... это же ну несовместимые вещи: какие-то пять-шесть, пусть даже десять миллионов и человеческая жизнь или человеческое здоровье. И пусть я за это пострадаю как руководитель экспедиции. Вы ни за что не отвечаете.

Надо было выходить, конечно, 26 августа, чтобы 27-го спуститься, допустим. Но я понимал, что за один день они могут даже не подняться. А если они не смогут подняться за один день, это значит нужно идти через первый лагерь откапывать палатку, ночевать там, т.е. это 26-е, 27-е, 28-го, возможно, будет спуск, а 29-го уже караван. Т.е. времени впритык, в обрез. Это первое. Второе: если группа будет находиться наверху, значит должна быть и спасательная группа, постоянно готовая к выходу. Значит, она будет оторвана от переноски грузов вниз, а это значит не будет выполнена работа по сбросу грузов, не будет подготовлена эвакуация Придет караван, а у нас грузы еще не собраны. Словом, еще не известно, какие потери могут оказаться выше. Этот расчет показывал, что если обеспечивать безопасность группы, работающей наверху, то может быть срыв эвакуации экспедиции. И я поэтому еще и из этих соображений, разложив все, сказал, что не нужно дергаться, давайте довольствоваться тем, что у нас имеется. Мы и так уже достаточно много потеряли. Остальное уже ерунда, никто за это нас не осудит, во всяком случае жестоко не осудит. Вот так завершилось все это.

26-го нам было настоятельно рекомендовано спускаться вниз. Я хотел задержаться еще на один день здесь, возможно, поснимать. Я начал снимать видеокамерой, поскольку Володя Шувалов жил уже в китайском лагере. Но Люба настаивала, чтобы мы уходили вниз. Андрей быстро собрался, нагрузил рюкзак до беспредела и во второй половине дня пошел вниз. За ним и Мариев тоже. Один я все медлил. Но в конце концов и я, собрав все личное и взвалив гигантский рюкзак, тоже отправился вниз. Меня сопровождал негласно, можно сказать, Володя Жираковский, который тоже спускался вниз как умелец экспедиции, чтобы участвовать в изготовлении памятного знака, посвященного Игорю, который мы хотим установить внизу. Сначала он шел в отдалении, и если я останавливался, то останавливался и он. Потом он сознался, что его Любовь Владимировна попросила меня сопровождать. Что ж, спасибо за заботу Любови Владимировне.

Около пакистанского лагеря я очень сильно задержался на леднике, снимая видеокамерой, и Володя ушел в пакистанский лагерь. Придя туда я застал там еще двоих. Тут Олег Мешков, Витя Колесниченко уже возвращались снизу, доставив туда грузы. Попили чаю, и мы пошли дальше. Итак, к позднему вечеру, уже в темноте, я пришел в русский лагерь. Сначала хотел заночевать на озере. Но когда подошел к двум Андреям - Волкову и Мариеву, они сказали, что тут остался всего час ходу, надо идти к ребятам и жить там. Нас здесь ждали. Сразу указали свободную палатку: размещайтесь. Для нас приготовили ужин. Хозяйничал Ренат. Мы поели, попили чаю.

Карлоса не было здесь, что казалось странным, поэтому я спросил, приглашают ли его на ужин. Да, говорят, конечно, он уже поужинал. Мы вышли с Андреем. Андрей говорит, что нам ничего не говорят про те конфликты, которые здесь возникали между Карлосом, Ренатом, ребятами. Что это, попытка утаить или сгладить? Андрей спрашивает, как нам быть. Спрашиваю, а как Карлос. Ничего, говорит, он поздоровался нормально, но сухо, без всяких восторгов, эмоций. Обсудили ситуацию, как быть: или оставить все это в таком виде, или все таки разобраться? Я сказал, что я с ребятами поговорю. С Карлосом все-таки отношения портить, наверное, не надо, тем более что мы хотим пользоваться его информацией, возможностями, да и как человека его обижать нельзя. Андрей сказал, что он тогда перейдет к нему и будет с ним жить. А как Карлос? Андрей думает, что он не возражает. Он пошел к нему, спросил, не скучает ли Карлос один. Разговор у них завязался. Потом Андрей перенес к Карлосу свой рюкзак. Мы остались с Мариевым в палатке вдвоем. На этом день кончился. Мы легли спать.

Утром проспали довольно долго. Здесь, конечно, спокойнее, тише, теплее. В общем, отдых получился нормальный. Ребята решили все выходить наверх, распределились, кто до какого лагеря, связались с базой, определились сколько человек куда нужно. Ребята ушли, меня оставили кашеварить. Толку от меня не очень много, груз большой нести я не могу, да и ногу травмировать лишний раз ни к чему. В общем, попросили остаться. Ренат показал, где что лежит, что сготовить, лучше всего суп, и я остался. Немножко прибрал, наговорил на диктофон о последних событиях и начал готовить суп. Принес воды. Начал заниматься горелками. Одна горелка вообще не горела, перекрутил на другой баллон - тоже не говорит. В общем, на одной горелке потихоньку начал варить.

Через какое-то время появляется Андрей Мариев. Он быстро сходил в лагерь у озера, притащил груз и по привычке начал помогать. Здесь, на этой поляне, каждый день в определенные часы начинается очень сильный ветер, и у меня до прихода Андрея была очень длительная борьба с тем, чтобы ветер не унес большую палатку. Ветер настолько силен, что мог все завалить и сломать. Я боролся, как мог. Андрей подключился к этой борьбе. Мы вдвоем все укрепили. Он начал мне помогать готовить, а в общем-то взял инициативу в свои руки. Стали подходить ребята, интересоваться, что есть, чего нет. Суп сготовили, чаю накипятили. Я супу сделал очень много для того, чтобы хватило всем ребятам, которые придут сверху насовсем. В этот день, 27 августа, состоялась ликвидация базового лагеря. Все ребята спускались вниз, неся последние грузы, и мы их вечером ждали. Через какое-то время все ребята, которые ходили за короткой ходкой, вернулись, и стали появляться ребята с верхнего базового лагеря. Я уже устал и немножко отдыхал, поэтому не всех встречал. Пришел Саша Нестеров, сразу взялся за кухонное хозяйство, навел порядок. Экспедиция свернулась. Теперь вопрос за караваном.

Вечером мы с Андреем собрались идти вниз, т.е. в китайский лагерь, выяснять проблему каравана и всего остального. Поэтому, перебинтовав в очередной раз все мои болячки, мы с Андреем пошли вниз. Пришли в китайский лагерь достаточно поздно. Мистер Ху страшно обрадовался. Смотрим - верблюдов много, караван здесь. Спрашиваем, как и что. Караван пришел по сути дела на сутки раньше, даже больше чем на сутки: мы его ждали 29-го, а он 27-го вечером был уже здесь, 15 верблюдов, все нормально. Потом мистер Ху начал быстро готовить еду. Да ладно, говорим, не надо. Нет, говорит Юра, он так не может, чтобы не накормить; давайте деловое потом. Мы долго сидели и ждали, когда он сготовит. Караванщики сидели. Поздоровались все, поприветствовали друг друга. Потом Андрей сходил на связь, все сообщил нашим, там возгласы "ура!", крики, что караван здесь. Т.е. народ устал, народ выработался и уже в принципе, настроен на одно: как можно быстрей домой. Потому что уже реальных шансов что-то изменить явно нет. Все уже течет так, как запланировано и как состоялось.

Погода установилась идеальная: тепло, солнце. Ветер небольшой, но нет осадков, нет урагана, небо чистое, луна - полнолуние, т.е. все идеально и великолепно. Гора как бы дразнится: вот, ребята, попытались, все, я сейчас такая, на меня можно идти, но вам уже не до меня. Это, действительно, так - нам уже не до нее. Я понимаю, что, конечно, можно рискнуть. Хотя в данном случае нельзя рискнуть, но в принципе, если бы не караван ... можно было ... совершить восхождение и найти тело Игоря. Дело в том, что в горах уже началась зима, и это обманчивое впечатление, что гора чистая, что все хорошо. Попробуй начать движение, попробуй попасть во второй лагерь, попробуй попасть выше - и она сразу покажет свой норов, она сразу покажет, что это такое К2.

Сейчас на горе очень холодно. Как правило, в это время года на К2 практически никто не планирует экспедиции. Внешне выглядит все хорошо: красиво, солнышко... Это неумолимая, жестокая, тяжелая гора. Она отняла не одну жизнь. Такие вот отношения с горой. Я чувствую, что у ребят нет особого сожаления, что мы закругляемся; нет каких-то попыток, может быть, что-то изменить. Сейчас теоретически можно, имея хорошее физическое состояние, попробовать выйти, но это будет авантюрой, мне так кажется. Сейчас все уже понимают, что не та ситуация, чтобы рисковать. И все дружно работают на эвакуацию и ликвидацию лагерей.

Мистер Ху накормил нас великолепной лапшой. Мы поговорили. Как и ожидалось, он сказал, что караван пойдет только по верхней тропе, по горам - это проще и лучше караванщикам Караванщики не согласятся идти в русский лагерь. Т.е. нам предстоит поднять все грузы на высоту примерно метров 250-300 по очень крутому склону, перевалить как бы моренный ряд ледника К2. По срокам вроде бы успеваем. Караванщики 28-го будут отдыхать, поскольку путь из Мазардалы сюда они проделали всего за три дня, хотя этот путь обычно занимает семь дней. Поэтому они не готовы завтра подниматься наверх за грузом. 29-го числа утром, в 10.30 они будут наверху, где кончается подъемная тропа с ледника. На этом мы порешили.

Дальше я обговорил с мистером Ху вопрос документального оформления гибели Игоря Бенкина. Есть некоторые проблемы, поскольку по графику мы прибываем в Кашгар в воскресенье вечером или в субботу. Возможно, что учреждения не будут работать и оформить какие-либо документы будет проблематично. Мы спросили, как это можно сделать. Он сказал, что нужен просто акт о том, что произошло, и на основании этого акта нужно будет пытаться сделать какие-то документы с китайской стороны. А иначе возникает необходимость задержки в Кашгаре. Он сказал, что там на месте он будет решать непосредственно, как и что. Нормально, мы посидели очень хорошо у них в палатке и пошли с Андреем спать. В 10 часов Володя вышел на связь, мы передали всю информацию. Сказали ему, чтобы они таскали грузы завтра не только сверху вниз, но и наверх на морену День кончился таким образом. Лагерь базовый снят. Экспедиция практически завершила работу ...

Я долго ходил в окрестностях китайского лагеря в поисках места, достойного того, чтобы как-то оставить память об Игоре. Местность очень дикая, очень пустынная и, к сожалению, нормального камня, чтобы был близко от лагеря, близко от места, где постоянно бывают люди, не попадалось. Нашел в отдалении очень красивое место. Нам бы хотелось выделить все это по-настоящему. Память хочется оставить настоящую. Ребята этим уже занимаются, я выделил четырех человек, они освобождены от переноски грузов, от всего, занимаются только этим.

Мы 28 августа потихоньку собрались, стали подниматься в лагерь. Я ушел чуть вперед. Наговаривал на пленку. Андрей шел сзади. Я увлекся и забыл выходить на связь, поэтому когда я пришел к тому месту, куда выносили грузы поляки, куда было намечено вынести наши грузы, ребята уже начали таскать грузы. Они сделали ходку до озера, спустили грузы вниз и уже поднимали их наверх. Я рассказал им последние новости и пошел вниз. Начали собираться. Я тоже собрал все свои вещи, унес наверх, потом Любин рюкзак с медикаментами и вещами, стал готовить все остальное. Оставил только минимум, который нужно забросить завтра, 29-го, наверх, вот и все.

Ребята сделали кто по три, кто по четыре ходки наверх. Все необходимые грузы были занесены. Поздно вечером пришел Саша Досаев и сообщил, что грузы разбросаны на десять кучек, по весу вроде бы мы проходим, даже по 80 килограммов, но их много по объему. Поэтому не знаю, как все будет. Ну ладно, решили, что утром еще все пересмотрим. Когда я спустился, Андрей показал мне набросок той таблички, которую планируем установить на камне Игорю. Я все одобрил, нормально, говорю, надо завершать эту работу. Мариев, Жираковский освобождаются от основной работы и идут туда. И как старшего попросил Володю Шувалова, он был непосредственно связан с Игорем и по работе, и по жизни, пойти тоже с ними. Они забросили груз и сразу ушли в китайский лагерь. С ними пошел еще Ренат. Таким образом, там достаточно людей для того, чтобы определиться и принять решение. Объяснил им варианты, где я нашел плиту, как ее осмотреть. Володя четко определился, где. И ребята ушли вниз.

Мы довольно поздно поужинали. Легли спать. Утром ранний подъем. Наступает 29 августа. Собираем все грузы, поднимаемся наверх. Здесь подчистили все, что можно: подобрали мусор, сожгли. Активно в этом плане работал Карлос. Надо отдать должное, что он в этом плане инициативный человек, видит все, понимает, четко реагирует. Только языковой барьер разделяет нас по некоторым моментам. Спускал грузы с озера. Таскал грузы наверх. Всю работу выполнял наравне с нами.

Поднялись наверх. Расположились. Подождали. Времени еще много. Караванщики сказали, что будут здесь в 10-10.30. В конце концов, когда все уложили, утрясли, перебросили бочки, основную часть ребят я отпустил, они ушли в китайский лагерь, готовить, помогать другим. Нас осталось пять человек. Примерно без 15 минут 11 пришел караван. Поздоровались и быстро сориентировались, что претензий по грузу здесь не предъявишь - стоят весы. Руководитель их быстро сообразил, как надо крепить, потому что объем большой, трудно все это дело крепить на верблюдов: он запаковывает две бочки и связывает их, торцами состыковывает, вешает с одной стороны и с другой стороны, получаются четыре бочки и большая поверхность для упаковки любого другого груза. У него получилось очень быстро и красиво. Попробовали двое молодых - у них не получилось, стали вязать как обычно.

Горная тропа все-таки есть тропа. Когда процесс стал подходить к концу, я говорю, что я уже, наверное, тут не нужен, оставляю двоих сопровождающих, и пошел в лагерь. Через какое-то время подхожу к лагерю, меня догоняют другие ребята. Караван, мол, тронулся. Спустились в лагерь. Где-то с разрывом в час пришла первая часть каравана, пять верблюдов, управляемые руководителем и "кагэбэшником". Второй части нет. Проходит час, проходит два - нет. Что случилось, непонятно.

Мы очень долго ждали этот караван. он пришел уже во второй половине дня, чуть ли не 3-4 часа. Оказалось, у них все рассыпалось - неграмотно сделанные упаковки, бочки приходилось ловить, заново упаковывать. Проблема понятная. За это время я посмотрел, что приготовили ребята. Устроили он неплохо: на камне установили табличку продолбили дырки, все нормально получилось. Вообще, молодец Мариев. Есть у него и художественный вкус, и умение делать. И Жираковский Володя тоже. Все посмотрели, и я объявил, что в 5 часов все должны собраться у того места, где мы сделали памятник Игорю. Нам еще оставалось больше часа. Я попытался чуть-чуть попариться. Баня была истоплена. Но был сильный ветер, поэтому надежды большой на помывку не было. Чуть-чуть попарился, помыл голову чуть подогретой водой - и сразу наступило небольшое облегчение, приятно все-таки. Пришел в лагерь, время еще есть, приготовил аппаратуру, все остальное. К пяти часам ребята стали собираться на холм.

Объяснил задачу. Сейчас в течение получаса или часа набрать плоских камней для того, чтобы сложить нечто типа памятника, чтобы над камнем это все возвышалось. Так здесь принято делать. Ребята расползлись по склону, ища эти камни. Начали таскать. Я тоже таскал, снимал. Когда набралось достаточное количество, я спросил, кто будет за архитектора. Вроде как Володя Жираковский. Начали они выкладывать с Андреем Мариевым. Подключились и другие. Первоначально это задумывалось прямоугольником сложить, но это требовало и тщательной подгонки, и подбора камней особых, что здесь очень-очень не просто. Пустынное место. И даже камней-то нет нормальных. И в конце концов сложили, получилось нормальное сооружение в данных условиях. Всех вроде как бы устроило. Митинга как такового не планировали, он получился как-то стихийно. Собрались все. Постояли. Пришли мистер Ху, офицер связи, с переводчиком Юрой. Пришли погонщики. Все принесли цветы. Грустно это все, конечно, и тяжело об этом говорить. В общем, почтили память Игоря, как могли. Пустили по кругу традиционный стакан с водкой. Все по русскому обычаю. Трудно ориентироваться, как надо было бы. Не знаем мы, крещеный Игорь, не крещеный. Главное, что в паспорте записано: русский, поэтому делаем так, как умеем, как знаем, как понимаем. Может, что-то и не так. Но я думаю, он нас простит...

29 августа нам, конечно, здесь запомнится в том смысле, что мы фактически как бы попрощались с могилой Игоря. Тела его здесь нет. Но этот символический памятник олицетворял его. Гора не показала тела, не позволила подойти к Игорю - все попытки разбивались о неприступную непогоду. И веревки провешены, и все сделано максимально, что только возможно, для того, чтобы дойти, но погода не позволила. Даже тогда, когда мы в жуткую непогоду все-таки пробились на 7.500, когда буквально если бы не перила, то нас срывало бы со склона, ну я не знаю как. Может быть, это было безумием - двигаться вверх в такую непогоду, может быть, это было криком отчаяния или действием отчаяния, что мы хотели до четвертого лагеря и по перилам попытаться добраться и найти Игоря. Не знаю, что нами управляло, и то, что меня сбросило лавиной в этой ситуации - это все понятно, что гора боролась, мы боролись, и либо она оказалась сильнее, либо разум наш вынудил нас не рисковать еще тремя жизнями. По рации Люба говорила, чтобы мы возвращались назад. Ты вспомни, говорила она по рации, сколько Андрею лет (имеется в виду Мариев, который шел с нами). Вы идете в ловушку - вас гора захлопнет и вы погибнете - кому это надо? По рации это все, конечно, звучало страшно. Но для нас это альпинизм, для нас это борьба, хотя очень тяжелая, очень жестокая.

...минуты у условной могилы Игоря прошли очень тяжело. Чувствуется, всем это далось нелегко. Все понимают, что произошло. И хотя вроде бы, по мнению Карлоса и вообще западников, у нас вроде бы успех невероятный: с первого раза люди восходят на вершину К2 - это феномен. Но потеря товарища... Горы такой дорогой ценой нам не нужны, это очень дорогая плата. Но жизнь продолжается. Мы спустились с холма. Довольно много провели времени у этой условной могилы. Прощание затянулось. Спустились с холма, а жизнь продолжается. Сготовили ужин. В это день 29 августа, когда мы прощались с Игорем (как всегда бывает, одно накладывается на другое), у Виталия Клименко был день рождения. Человеку 33 года. Понятно, что здесь не до торжеств, но все равно какой-то мини-ужин состоялся. Пришел мистер Ху, пришел Юра. На этот же день мы перенесли празднование дня рождения Любы, поскольку 11-го числа, когда он у нее был, все находились кто где: кто на горе, кто внизу. Поздравили и ее. Получилось неплохо, достаточно тепло, по-человечески, без всяких подарков. И уже часов в 10 мы разошлись по палаткам. Я объявил порядок на завтра, во сколько быть готовыми, и на этом 29-е число кончилось.