Дальше события развивались следующим образом. Поляки приходят и просят зарядить аккумулятор. Они недовольны Карлосом - он ночью почти полностью посадил аккумулятор, видать, очень долго разговаривал с Америкой или с кем-то. Ладно, на зарядку поставили. А потом у них состоялась связь, и выяснилось о поляках, что Кшиштоф наверх не идет, погода не позволяет, снега выпало за ночь довольно много, склон представляет серьезную лавинную опасность. Поэтому Кшиштоф спустился в третий лагерь утром. Дальше - больше, вообще поступают сведения, что он спускается сюда, в базовый лагерь. Наступил новый цикл непогоды, и необходимо переждать.

Ждем Пензова. Ребята стали активно собираться вниз, чтобы отдохнуть два дня в китайском лагере. После 7.500, наверное, только такой отдых и нужен. И в разгаре сборов приходит Карлос. Андрей вызывает меня: есть разговор, которого все равно не избежать. Ушли в сторону от палатки. И состоялся диалог, длительный и своеобразный. В международной экспедиции, которая состоит из поляков, итальянцев и американцев, возникли серьезные проблемы. Они возникли уже давно, с самого начала экспедиции, можно сказать, но сейчас достигли пика. Карлос как альпинист понимает, что его оттесняют, и не только оттесняют, а вообще ставят вне экспедиции, как он выразился, поэтому у него возникает дилемма. Скоро экспедиция кончается, он очень хочет совершить попытку восхождения на К2 и просит, чтобы мы его приняли в свою экспедицию. Те пять дней, которые он провел с нами на горе, вместе с нами работал, перенося грузы и ночуя в разных лагерях, ему очень понравились, потому что атмосфера, которая у нас царит, она дружная, человеческая. Это ему импонирует, он так привык ходить всегда. С другой стороны, он хочет, давно мечтал и мечтает совершить восхождение на К2, и этот шанс, который сейчас ему предоставляется, хотел бы использовать до конца. Та атмосфера, которая сейчас в польской экспедиции, ничему не способствует, там каждый сам за себя.

Потом он говорит, что у них в основном разногласия из-за продуктов, и он знает, что у нас не так много продуктов, он готов помочь в этом деле и вложить свою часть. Но мы тут очень жестко ответили, что никаких денег нам пока не надо и все расчеты, если понадобится, надо проводить в конце экспедиции У нас пока всего хватает и не будем на этом акцентировать внимания. Он говорит, что готов тысячу долларов вложить, чтобы на что-то надеяться. Он говорит, что он свободный гражданин Соединенных Штатов, может поступать так, как считает нужным. В горах и, опираясь на нашу поддержку, на то, как мы работаем... Я ему объясняю, что у нас совершенно другие принципы, поэтому возникнут проблемы коллективные; мои указания и распоряжения выполняются, даже если это не очень выгодно и неприятно участникам. С Карлосом в этом плане труднее. Если в интересах дела надо будет пронести какой-то груз, а он скажет, что ему надо идти в другое место, то это будет ненормально - я вроде бы не могу его заставить. Он думает, что таких моментов не возникнет, что если он попадет в нашу обстановку, в значительной степени будет соблюдать наши принципы. Надеется, что это будет в разумных пределах.

Диалог очень сложный, довольно необычный. И я в конце высказал такую мысль. Их экспедиция распадается, он остается здесь, он - независимый человек. И с точки зрения юридической, не важно, находится ли он в нашем коллективе или не находится, только в чисто человеческом плане мы оказываем ему содействие, помощь, а во всем остальном он независим. И как мы можем за него отвечать? Он говорит, что все так. Как отнесутся к этому другие? Мы ответили, что посоветуемся с другими ребятами, но в принципе у нас решает руководитель. Но, правда, и ответственность принимает на себя тоже руководитель. Поэтому будем считать, что разговор состоялся, что мы не возражаем против его пребывания в составе нашей экспедиции, формального пребывания. Юридически он в наши списки не входит, и все проблемы, связанные с этим, он решает самостоятельно. Карлос согласился. И попросил разрешения, если мы не возражаем, то он на два дня спустится вниз, чтобы отдохнуть и купить у пакистанских портеров каких-нибудь продуктов, чтобы поднять и добавить к нашему столу. Говорим, пожалуйста, возражений нет, можно спускаться, особых продуктов нам не надо, но если будет возможность добрать каких-то свежих овощей, было бы очень неплохо. С деньгами решили разобраться потом.Вечером он ушел вниз.

А после 4-х часов пришли ребята Пензова с горы, и Сережа все изложил по порядку. Восхождение на гору потребует невероятных усилий, потому что снег глубокий, сыпучий на этом снежном склоне и очень лавиноопасный. Как-либо провесить его, обезопасить, наверное, будет просто невозможно. Поэтому все экспедиции на этом деле либо терпели крах, либо добивались успеха, но это было проблемным куском почти всех экспедиций. Это нам еще предстоит преодолевать.

Мы сейчас ждем Кшиштофа. Должен состояться какой-то разговор, потому что у них с продуктами плохо и они пытаются решить этот вопрос. Карлос говорил, что они даже обсуждали такой вариант: занять продукты на две недели у нас, а по радиосвязи попросить, чтобы сюда завезли караваном, который придет 14-го числа за их экспедицией, дополнительные продукты, чтобы отдать их нам и чтобы было на возвращение. Для этого они вроде бы предполагают собрать с каждого участника по определенной сумме долларов, и таким образом обеспечить доставку того минимума продуктов, который потребуется.

Не знаю, сложные чувства у меня по отношению к Карлосу. Конечно, приятный человек. Я восемнадцать лет назад с ним встретился впервые. Сильный альпинист, имеющий большой опыт пребывания в Гималаях и т.д. Чисто по-человечески жалко, что у них так все складывается и он не может реализовать свои возможности. Карлос в это дело очень много вложил, и он готов вложить еще, лишь бы иметь результат. Я его во всем понимаю. Но с другой стороны, мне как руководителю немножко страшно, даже не немножко, а серьезно страшно, ведь я становлюсь ответственным за этого человека, что бы с ним ни произошло. Он входит в состав нашей команды, формально, не формально, - это уже детали.

Карлос человек другой системы, можно сказать. Он по-другому относится к восхождению, по-другому все воспринимает, у него просто другое мироощущение и мировоззрение. И все не так просто. И если что-то происходит в нашей экспедиции, у нас есть для этого какие-то принципы решения наших проблем, и мы несем взаимную, что ли, ответственность. Он не несет никакой ответственности за нас. Он несет ответственность только за себя и поступает так, как считает нужным. Принципы некоторого коллективизма, которые у нас уже в крови, у него просто отсутствуют. И хотя он говорит, что он это все понимает, то, что он говорит, что он свободный гражданин Соединенных Штатов и может поступать так, как считает нужным... У нас, как правило, мало кто может сказать или почти никто так не говорит или во всяком случае так не считает. Мы все равно в значительной степени зависим друг от друга, и это понимаем, и это учитываем. У него этого нет. Или, вернее, есть, но только на словах.

С другой стороны, да, есть такая подпольная мысль или второе мнение, что ли: Карлос имеет большие связи в альпинистском мире не только Америки, но и Европы, вообще мира, т.е. он - человек из круга мировых альпинистов, и для нас важно иметь выход туда. Ведь мы же не располагаем в нашей стране никакой нормальной информацией о горновосхождениях, о тех моментах, которые происходят в горах, и т.д. Мы почти за "железным занавесом", хотя можно, конечно, что-то узнать, но это требует усилий, каких-то контактов, нахождения каких-то путей, литературы и т.д. Карлос ко всему имеет свободный доступ. Он владеет этим. И если все состоится нормально, если он будет удовлетворен тем, что произойдет в нашем коллективе, т.е. будет как бы обязан нам за эту услугу, то у нас открывается доступ, и мы будем надеяться на его содействие в получении достоверной информации, различной помощи и т.д. И это очень ценно. В России мало кто располагает такими возможностями, и мы хотели бы их иметь.

Поэтому мы и отказываемся от платы. Это как бы предварительно оплачиваемая услуга, и мы хотели бы, чтобы он был в какой-то степени зависим от нас. Это момент, который меня сильно подталкивает на то, чтобы дать согласие на его участие в нашей экспедиции, хотя это - дополнительная обуза, дополнительная нагрузка, дополнительные обязательства. Если все будет хорошо, то вроде бы ничего страшного. А вот если возникнут какие-то сложности, то как бы не пожалеть о том, что дал такое согласие. Эти противоречия во мне еще сильно борются, и куда это приведет, пока неизвестно. Но как говорится, время расставляет все по своим местам, поэтому поживем - увидим.

Погода не улучшается, погода только ухудшается. Заволокло все. Саша Досаев дошел до второго лагеря. Возникли некоторые неприятности с Вадимом Мельниковым: у него что-то плохо с ногой, поэтому он сильно отстал и в 2 часа еще не дошел до второго лагеря. Мы все время были на приеме. Наконец минут через 20 Саша Досаев сказал, что ждет его на перилах и наконец его увидел, что он появился, стоит в нижней части последней веревки, ведущей к пещере, и вроде бы все нормально. Люба дала консультации, они наложили ему тугие повязки, дали обезболивающее, он хорошо поел, уснул. На 6-часовой связи сказали, что у него уже все нормально. Но пока он в покое, все ничего, как движение - боль. Все будет ясно завтра утром, куда они пойдут - наверх или вниз. Наверное, никакой травмы не было, либо натерло, либо растяжение связок, и поэтому такие болевые ощущения.

На этом день заканчивается. Ребята Пензова сейчас пришли, отдыхают. Они довольны выходом, хотя, конечно, очень сильно устали, и это видно по их виду. Мы все серьезно похудели, в среднем килограммов на 8-10. Андрей Волков и Колесниченко взвешивались, когда спускались вниз. Нагрузки таковы, что вес теряется и наверху часто не до еды. Условия жесткие, тяжелые. И хотя внешне это, вроде бы, и незаметно, но показатели говорят о другом: мы худеем, может быть, в какой-то степени чуть-чуть и слабеем, хотя и питаемся. Т.е. жизнь и работа на такой горе, как К2, - это не просто, это очень не просто, и это отражается на наших телах, как говорит Люба, с нами происходит не "телосложение", а "теловычитание". Мы планируем на завтра выход, но все будет зависеть от погоды, потому что ее состояние не внушает никакого доверия. На этом пока все. 1 августа 1996 года, 19 часов.

Все-таки установка каждого лагеря требует особых физических затрат. И я понимаю, почему наша группа очень сильно выматывалась. Первый лагерь устанавливали мы. Второй лагерь устанавливали мы. Третий лагерь устанавливали мы. Мы вроде как считались сильнейшей командой. Трое из нас четверых - Сабельников, я и Андрей в одной группе - были на Эвересте. И хотя на долю Юдина досталось много работы (они подносили грузы и все прочее), но установка лагеря вымотала их очень сильно, они оказались как бы психологически не готовы. Там особой технически сложной работы не было, но была тяжелая работа провешивания веревок. И поэтому 1-го числа видно было по их состоянию, что им нужен отдых. Когда Люба им предложила, они, конечно, с огромным удовольствием собрались и ушли на отдых в китайский лагерь. Вместе с ними попросился и Ренат, поскольку он был без дела.

В этот день группа Досаева поднялась на 6.500 из первого лагеря. Она вышла довольно рано, учитывая опыт предыдущих проблемных дней, когда приходилось очень много работать - раскисал снег. Они нормально достигли 6.500, занялись расширением и благоустройством пещеры. Группа Пензова, как я говорил, спустилась с 7.500 в базовый лагерь. Сережа, несмотря на то, что он обычно нацелено работает, в этот раз почувствовал, что этот поход на 8.000 сказался на нем очень сильно. И он не просил дополнительной работы. Только попросил разрешения спускаться вниз. И против своего обыкновения начал спускаться очень рано. Обычно часов в десять отправлялся. А на этот раз он, как говорится, слетел с горы мгновенно. Выше 7.500 они не отработали: ни Игорь Бенкин, ни Миша Ишутин. Но во всяком случае получили акклиматизацию 7.500 и провели серьезную разведку.

Погода начала сильно портиться. Поскольку Юдин спустился, ему было дано задание в определенное время попытаться связаться с нашим базовым лагерем. Китайский лагерь далеко внизу, от базового лагеря расстояние - больше 30 километров. Нам было очень важно, чтобы, когда группа будет проходить вниз, была связь. Мы занесли в базовый лагерь большую антенну, которой не пользовались, поскольку она была не нужна (гора вот, и связь у нас была прекрасная всегда), а с китайским лагерем - там поворот ущелья, далеко внизу - связи не было вообще. Поэтому мы установили антенну и в определенные часы начали ее крутить, вертеть, а Юдину надо было выходить на связь. И - ура! - вечером у нас устанавливается связь. Причем отличная. Юдин доложил о китайском лагере, как там здорово и хорошо. Мы пообщались. Связь состоялась - это положительный момент.

Здесь у нас состоялись большие дебаты. Нам выходить в этот день. Я предлагаю идти через первый лагерь, поскольку все наши предыдущие выходы были сразу на 6.500 и набор высоты в два километра нас просто выматывал до предела: мы приходили на 6.500 и на следующий день работать не могли. Поднимаешься до первого лагеря, потом до второго - и тут раскисает снег, очень тяжело ходить. Накопилась усталость. И я предложил идти, как все ходят, через первый лагерь. Мы здесь, может быть, пижонили: сильнейшая группа и сразу набирает два километра высоты, хотя другие даже попыток таких не делали. Однажды попробовали, поняли, что это не по силам. Поэтому говорю, мол, давайте пойдем так. А Витя Колесниченко "крутой", говорит: чего зря время тратить, давайте как ходили, так и пойдем. Тогда я выразил желание идти сам. Андрей Волков сказал, что пойдет со мной.

Не думаю, что он с большим удовольствием вызвался на это, но мы с ним пошли. Вышли очень поздно, в пять часов (все выходили в три-два часа), но достаточно быстро поднялись. Снег не смерзся к вечеру, то есть был раскисший, поэтому подъем нам дался тяжело, и мы уже в темноте ввалились в первый лагерь. Андрей очень отстал. Я уже и чай вскипятил. Чувствовалось, что эта работа ему оказалась не в удовольствие. Словом к 20 часам мы поднялись. Ну а Колесниченко хотел выйти ночью и прийти во второй лагерь по твердому насту.

Мы нормально переночевали. В первом лагере было много всяких продуктов. Считаю, что такой выход был оправданным. Связались с лагерем, передали сообщение, что все у нас нормально. Отобрали нужные продукты. Утром спокойно пошли наверх. Во второй лагерь мы пришли быстро, часов около девяти. Вот что значит идти по насту, хотя и пришлось пробивать ступени, но снег не раскисший и мы отдохнувшие.

В этот день погода начала уже серьезно портиться. Подул сильный ветер. Внизу было еще терпимо, а на 6.500 не так. Но группа Досаева, которая была в четвертом лагере, в это время пыталась начать обработку дальнейшего пути. Андрей Мариев и Саша Досаев вышли наверх. Вадим Мельников наверх не выходил. Ребята поднялись на гребень выше 6.500, провесили большую веревку метров 80 и по рации спрашивают у меня, что делать, ветер, работать невозможно, куда идти - непонятно. Говорю, не можете, значит, спускайтесь вниз. Получив такую команду, они спустились очень быстро - к трем часам были на 6.500. Погоды нет, метет. К 15 часам подошли Колесниченко с Сабельниковым: Илья на час позже Виктора. Что еще? Ребята в пещере поели, попили, отдохнули и пошли вниз, в базовый лагерь. В этот день во время восьмичасовой связи передали, что Юдин поднялся из китайского лагеря, отдохнувший, ребята довольные, все у них нормально. Но погоды нет. Завтра нам выходить или не выходить, еще непонятно.

5 августа. Наша группа поднялась на 7.100. Все занесено. Нам опять пришлось топтать следы, опять идти в эту пургу. Но к вечеру стало холодать, погода прояснилась. Я в этот раз занес видеокамеру и пытался что-то снимать. Кое-что удалось отснять. Но с погодой не очень повезло и снимать приходилось не часто. А к вечеру вдруг освещение стало невероятно красивое. Я из палатки много снимал и выходил для съемки. Благодаря такому дню у нас появились высотные кадры.

Когда мы уже подходили к 7.100, снег сыпал, немного мело, чувствовалось, что чем выше, тем погода хуже. И произошел один неприятный момент. Палатка стояла метров на десять чуть в стороне от перил, а перила проходят по склону, верхняя часть которого крутая и снежная. Я был первым, прошел, уже подошел к палатке. За мной идет Илья. Он только отстегнулся от перил, сделал два шага - и вдруг сверху лавина. Она не сильная, спокойная, но набирающая силу. Засыпает его сначала по колено, потом выше-выше, по пояс... Будь она чуть-чуть помощнее, его могло бы сорвать. И главное, что Илья ничего не может сделать, он только отстегнулся от перил. Спрашивает у меня, что делать. Говорю, держись за веревку. Он за веревку рукой взялся, все произошло так быстро. Около палатки, чуть ли не на ровном месте вот так запросто человека может унести. Сухая была лавина, крупицами, просыпалась вниз, ушла. Но зрелище, конечно... На твоих глазах вот так спокойно, мирно, запросто может засыпать и унести человека. Я что хочу сказать? Раз перила идут, то ведь нетрудно нам было бы взять и эти пять метров закрепить около палатки: крючья есть, забиты, палатка закреплена - к любому крюку прищелкнул кусочек веревки и этот участок проходить, держась за веревку. Но обошлось, слава Богу.

Ночь была очень беспокойная. Видать, уже накопилась усталость и то, что все время работали в непогоду, топтали следы, тащили большой груз для обеспечения верхнего лагеря. Кашель жуткий постоянно донимал. Тяжело. Непогода, ветер рвет палатку. Ладно, что она в хорошем месте стояла. Но ночь прошла, мы ее пережили. Идем на 7.500. Около 12 часов мы уже в четвертом лагере. Глубокий снег. Медленно поднимаемся, особенно в верхней части. При подходе к лагерю там немного как бы выполаживается и поэтому слой снега очень большой - с крутого участка он туда скатывается, лавинами его туда сносит - местами буквально по пояс. Чувствуется большая высота. Веревки приходится выдергивать. Кое-как добрались. Откопали палатки, устроились. Мы с Ильей разместились в нашей палатке "Канченджанга", Витя Колесниченко и Андрей - в польской палатке. Друг другу кричали, и там и там кухни есть, все нормально. И мы с Андреем решили все-таки идти, чего время терять. Полезли наверх.

В этот день мы поднялись по веревкам, которые навесили ребята. Выбрались на гребень. Не знаю, какая погода была, когда Мариев и Досаев работали, но там сильно метет. В принципе, с моей точки зрения, работать было можно. Мы занесли, наверное, четыре веревки. Я пошел топтать дальше, навесил три горизонтальных веревки (там подъем не очень технически сложный) и одну вертикальную. А потом стена началась. Все веревки, которые мы с ним взяли, повесили и уже поздно, часов в семь. Свалились вниз полуживыми, довольные тем, что нам удалось проложить значительную часть пути к последнему штурмовому лагерю. По моим оценкам, добрались мы примерно до 7.700-7.750. Видимости особой не было, все время мело, мы ориентировались по каким-то следам, кое-где обрывки веревок были.

Юдин с ребятами в этот день ушел наверх, в первый лагерь. С ними шел Карлос. Команда Досаева, спустившись в базовый лагерь, в этот день уходила в китайский лагерь на отдых. В этот день из китайского лагеря поднялась группа Пензова. Если группа Юдина отдыхала полных два дня внизу, то поскольку особой необходимости работать не было, группа Пензова отдохнула больше, чем другие: практически четыре дня она была в китайском лагере, получила наиболее полноценный отдых.

7 августа. Ночевка прошла беспокойно. Илью пришлось лечить: у него опять не очень хорошо было с печенью. Но в принципе ночь прошла терпимо. Было не очень холодно. С утра сильно метет, но мы выходим наверх. Я нес палатку, две веревки, остальное ребята несли. После выхода на гребень мы достаточно долго там ждали, и я не проявил инициативу, просто сказал ребятам: там 80 метров очень крутого подъема, буквально на руках поднимаешься... Илья скорее всего останется внизу. У него болит печень, он пил таблетки по рекомендации Любы. Мы начали работать дальше. Дошли до конца навешенных мной веревок и пошли дальше. Здесь инициативу проявил Витя Колесниченко. Мы с Андреем, мне кажется, были вымотаны больше, чем он, потому что мы работали, а он был в палатке, отдыхал, готовил пищу. Он инициативу проявил и очень интенсивно, толково, надо сказать, работал. Тащил веревки, а мы подносили - он налегке протаскивал их выше.

Работали очень упорно и долго. Некоторые отдельные места есть очень крутые, до 70 градусов - это очень круто для высоты почти 8.000 метров. Это было настоящее скалолазание, без всяких компромиссов. И те обрывки веревок, которые там были, служили нам просто ориентирами. Мело, но не было очень холодно. Когда метет пурга, идет снег, то мороз не такой сильный. Было терпимо работать, хотя работали в рукавицах, кое-где приходилось действовать в перчатках и руки подмерзали довольно сильно. Но удалось дойти до веревок, сброшенных сверху. Что это значит? Выбираемся по одной довольно крутой стене, там ледопадик, попадаем в кулуар и видим, что сверху спускается репшнур. Нас предупредили, что поляки в конце сбросили кусок репшнура метров 45-50 - это ориентир, который ведет к палатке. Других ориентиров нет. Стена-то гигантская. Мы добрались до этого репшнура, провесили свою веревку до конца. Выходим - гребень и там польская маленькая палаточка. Весь груз, который мы несли с собой, оставили в этой палатке. Поели.

На такой высоте Витя Колесниченко впервые, Для нас в данной экспедиции это тоже достижение - все-таки 8.000 метров. Пробыли мы там довольно долго, хотя погода не баловала, видимости не было, панораму заснять мы не смогли. Но я обошел места, посмотрел, где можно установить палатку, просмотрел место спуска этой веревки в кулуар, она занесена снегом и буквально через пять метров от палатки тонет в снегу. Спуск очень непростой, сам кулуар тоже непростой, крутой - снежно-ледовый склон, круто обрывающийся на северную сторону. Но в общем-то это уже вариант, т.е. есть ориентир, понятны дальнейшие действия, понятно, как надо работать - это вселило определенную надежду на то, что есть вариант выхода к вершине. И поэтому мы были удовлетворены проделанной гигантской работой.

В общей сложности мы провесили около двенадцати веревок на этом отрезке. Я вообще-то думал, что этот участок от 7.500 до 8.000 метров придется провешивать не одной группе. Группа Досаева должна была часть провесить, а дальше мы. Но ей, к сожалению, не повезло в этом смысле, она повесила только 80 метров, потом мы с Андреем еще четыре веревки провесили. Я считаю, что работа была проделана уникальная. Мы были страшно довольны, и по прекрасно навешенным веревкам, хотя метет пурга, мы быстро спустились вниз. Веревки навешены толково, почти без промежуточных точек страховки.

За день до этого произошла интересная ситуация на 6.500. Юдинцы в этот день собираются идти наверх. С ними Карлос. Мы работали, погода была суровая, но можно было работать. И вот они собираются идти. Переночевали они нормально. Карлос начал спрашивать, куда они собрались. Олег Мешков отлично говорит по-английски, отвечает: работать. Карлос ему: в такую погоду не ходят в горах, надо вниз идти, шансов никаких нет. Тем более что они понимали, что мы все-таки попытаемся установить штурмовой лагерь и формально у группы Юдина тут появляется шанс выйти на восхождение. Поэтому Карлос с ними пошел, как я думаю. И тут он такое заявление делает. Юдин ему отвечает: ты как хочешь, а мы идем наверх. Карлос сокрушается, что бессмысленно в такую погоду подвергать себя опасности. Потом это Карлос отметил в своих характеристиках и оценках группы: он на всю жизнь запомнил этот разговор, когда он убеждал идти вниз, а Володя Юдин ему ответил, что у нас есть долг и работа. Это было против его точки зрения, против его логики: русские идут вверх в непогоду, в опасную ситуацию. И он ушел вниз, а Юдин с ребятами пошел наверх.

Мы в этот день спускались. Юдинцы поднялись на 6.500 в пещеру, а мы спустились на 7.500 - это у нас была вторая ночевка там. Илья на самом деле не поднялся. Он поднялся по веревки от палатки метров на 15, сделал петлю и повесил свой рюкзак. Поэтому когда я спускался (а я спускался напрямую, а ребята вдоль скалы - там были старые веревки), увидел рюкзак, отцепил его, отнес в палатку: какой смысл ему висеть в 15 метрах от палатки? Илья никак на это не отреагировал. Он нормально себя чувствовал. Что-то приготовил. Виноватым себя чувствовал, но ссылался на болезнь и т.д. Не работал в этот раз.